26 апреля 1986 года — день памяти погибших в радиационных авариях и катастрофах, который ежегодно отмечается в память о событиях на Чернобыльской АЭС. В этот день произошла авария на Чернобыльской атомной электростанции (ЧАЭС) – крупнейшая техногенная катастрофа XX века по масштабам ущерба и последствиям. Было выброшено в атмосферу около 190 тонн радиоактивных веществ. Опасные радиоактивные вещества выделялись в окружающую среду из-за пожара, длившегося почти 2 недели. После ЧП столб дыма от продуктов горения достигал десятков метров в высоту, а 90% ядерного топлива ЧАЭС оказалось в атмосфере Земли.
Экономические, социальные, медицинские, моральные и другие последствия этой катастрофы многие годы ощущает и будет ощущать на себе человечество. Радиация оставила свой след и в нашем регионе, захватив города Амвросиевка, Шахтёрск, Снежное, Торез, Старобешево, Дебальцево, Харцызск. Загрязнение (по данным уточнения обстановки в 1992 г.) представляло собой пятна 0.2-2.0 кв.метра с плотностью содержания цезия-137 и стронция-90 — 1-1.5 кюри на кв.км, в единичных случаях — до 5 кюри на кв.км. Но, учитывая небольшое количество этих пятен, среднее загрязнение на кв.км было значительно ниже тех значений, при которых территория получала статус загрязнённой. А на сегодняшний день на территории нашей области уже нет мест, радиоактивное загрязнение которых от последствий Чернобыльской аварии превышало бы допустимые уровни. В целом радиационную обстановку в Донецкой области в настоящее время можно охарактеризовать как удовлетворительную.
В числе первых на ликвидации последствий аварии работал дончанин Игорь Ходосов. В середине мая составе сводного отряда Министерства угольной промышленности СССР мужчина добровольно поехал в Чернобыль. Там он занимался выемкой породы из-под реактора, чтобы создать бетонную подушку, защищающую подземные воды от попадания в них радиоактивных отходов. В формате монолога 60-летний Игорь Анатольевич вспоминает о времени, проведённом в Чернобыле, и о том, как 14 дней возле реактора отразились на его здоровье.
«Помню, как 12 мая 1986-го на утренней разнарядке наш начальник участка сказал, что получил из Донецка документ. Там значилось, что нужны добровольцы для работы на новом объекте. Особо он ничего не объяснил, что нужно будет в Чернобыле делать. Сказал – обычные проходческие работы. В принципе так оно и было.
С нашей проходки тогда в Чернобыль поехало где-то 27 человек. Нас туда не гнали силком, все по желанию. Мы были так воспитаны, патриотами своей страны. И поэтому когда сказали, что надо ехать – то поехали.
Мы не знали ничего о радиации и том, что она, проходя через человека, разрушает его организм. Не знали, чем потом нам всем аукнется долгое нахождение возле взорвавшегося реактора.
Мне на тот момент исполнилось 25 лет, средний возраст тех, кого направляли на ликвидацию в Чернобыль, был 28-36 лет. Я был в составе сводного отряда Министерства угольной промышленности СССР. Там были не только донецкие парни, а еще шахтеры из объединения «Тулауголь».
Вечером 13 мая прибыли в Чернобыль. Разместили нас в местной школе-интернате. А на следующий день уже приступили к работе.
От того места, где мы жили и до станции, расстояние было 18 км. Привозили на бронированном автобусе.
А уже по территории самой станции возили на бронетранспортере. Но это было первые три дня. Дальше – по разработанному маршруту мы уже на работу и с работы бегали по галерее, соединяющей третий и четвертый реакторы.
Только тогда нам объяснили, что случилось и каких масштабов эта авария. У водителя бронетраспортера был дозиметр. Он возил нас по извилистому маршруту. Мы спросили, почему он так едет, разве прямо нельзя?
Водитель рассказал, что везде находятся остатки радиоактивного графита и если хоть на немного отклониться от намеченного маршрута, то дозиметр сразу будет зашкаливать. И он ради эксперимента свернул направо, и сразу стрелка прибора переместилась на максимум. Но мы все равно не понимали всей опасности, но предложили вернуться на маршрут и больше от него не отклоняться.
Когда нас привезли к месту, между третьим и четвертым энергоблоками, там уже работал экскаваторщик. Он выгребал песок. Сделал яму глубиной метров шесть. А дальше – уже была наша работа по сооружению выработки под фундаментом аварийного блока для возведения защитной плиты.
Бок о бок сутки напролет трудились шахтопроходчики из Донбасса и Тулы, сотрудники предприятий «Донецкшахтопроходка» и «Мосбассшахтострой». Вслед за нами двигались бетонщики, прибывшие со строительства Рогунской ГРЭС.
Работы были начаты с углубления котлована. В котловане нами был смонтирован проходческий щит, и началась проходка штрека. Почти все работы велись вручную.
Штрек под аварийный реактор длиной около 130 метров был пройден и закреплен за 13 суток. На этом моя «командировка» в Чернобыль закончилась.
Мы уехали, а на наше место прибыли другие шахтостроители. Они уже вели работы по выемке горной массы объемом 2200 м3 под бетонную подушку, размер которой 30×30 метра.
Все было закончено к 28 июня, что позволило локализовать опасность попадания более 150-ти тонн остатков разогретого ядерного топлива в грунтовые воды, предотвратить загрязнение отходами водного бассейна Днепра и отвести угрозу жизни и здоровью миллионам жителей Украины и Европы.
Мы работали в спецовке из хлопка белого цвета. Это был не комбинезон, все отдельно — шапка, куртка, штаны. А на лице – «лепесток» — одноразовый респиратор. Работали по 3 часа. Всего было восемь смен.
Я с ребятами из Тулы был в четвертой смене. После работы на станции проводили дезактивацию (принимали душ), переодевались, получали новый комплект костюма. Прыгали в автобус и ехали отдыхать в школу-интернат. Там общались, ели и спали. Нам давали какие-то йодосодержащие таблетки.
Понимал ли я всей серьезности той аварии? Конечно же, нет. На то время информация об аварии на ЧАЭС была закрытой. И честно скажу, меня она и не очень-то и интересовала. Я приехал, чтобы выполнять то, что лучше всего умел – копать подземные туннели. Министерство угольной промышленности, видимо, понимая всю важность работы шахтостроителей и возможные риски их здоровью, решило нас поощрить. За смену мы получали более 100 рублей. Кто жил в те времена, понимает, что это были очень серьезные деньги.
Наша смена, длившаяся две недели, закончилась 30 мая. Когда уезжали, нас полностью проверили на наличие радиации. Из всего фонили только мокасины, их там и оставил. Нас привезли в Донецк и сразу направили в больницу профзаболевания. Все было по желанию. Были ребята, которые говорили, что им это не нужно, мол, они себя нормально чувствуют. Я же решил проверить свой организм, свое здоровье. Сдал все анализы. Обнаружилось только небольшое повышение лейкоцитов.
Спустя два года умер первый человек из нашей бригады. Потом были еще смерти. На сегодняшний день где-то 40 процентов из тех, кто был со мной в те две недели, уже нет в живых. Но те, кто остался, все больные. И я в том числе. К концу 89-го у меня открылась язва желудка и стала сильно болеть голова. Дальше – отдышка. И в итоге собрался «целый букет» болячек. В основном у нас у всех сердечнососудистые и желудочно-кишечные заболевания. Очень радиация ударила на опорно-двигательные функции.
Ежегодно я обязательно 26 апреля прихожу к мемориалу чернобыльской славы участникам ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, что возле «Золотого кольца». Это один из крупнейших в Украине монументов, в память о ликвидаторах аварии. Известно, что около восьми тысяч дончан побывали в Чернобыле, кроме шахтеров, еще пожарные, медработники и военные. Потом все ликвидаторы идут на природу, где мы общаемся, вспоминаем те времена, и, конечно же, поминаем тех, кого с нами уже нет…»
Чернобыльская катастрофа навсегда изменила судьбу тысяч человек и вошла в историю человечества и ядерной энергетики как самая масштабная, от последствий которой жители близлежащих территорий страдают по сей день.
В этот день мы все вспоминаем тех людей, которые честно и мужественно выполнили свой долг, отдаём дань уважения ветеранам Чернобыля, а также всем, кто участвовал в ликвидации последствий несчастных случаев, связанных с радиацией.
Источник: svoi.city